Читать книгу "Зиска. Загадка злобной души - Мария Корелли"

– Это не обычный оркестр, – прошептал доктор Дин ему на ухо, – все инструменты древние, а мелодия – первобытная.

Джервес промолчал в ответ, поскольку принцесса Зиска в тот момент приближалась к ним.

– Пройдёмте в Красный Зал, – сказала она. – Я прошу моих гостей продвигаться туда. Там у меня имеется древний барельеф на стене, который я бы хотела вам показать, а в особенности вам, доктор Дин! Раз уж вы столь искушённый знаток древностей. Я слышала, что вы идёте по следам Аракса?

– Так и есть, – ответил доктор Дин. – Вы меня весьма заинтересовали его историей.

– Он был великим человеком, – сказала принцесса, медленно направляя их при этом, не спеша и с осторожной деликатностью, через сомкнутые ряды теперь свободно болтавших и оживлённых гостей. – Гораздо более великим, чем любой из ваших современных героев. Но он совершил две ошибки – ошибки, которые часто преследуют крупных властителей, – жестокость и эгоизм. Он предал и убил единственную женщину, что когда-либо его любила, Зиска-Чаровницу.

– Убил её! – воскликнул доктор Дин. – Как?

– О, это лишь легенда! – и принцесса улыбнулась, устремив свои чёрные глаза с чарующей паволокой на Джервеса, который по какой-то необъяснимой причине почувствовал себя бредущим во сне по краю глубокой пропасти небытия, в которую он в скором времени должен был ввергнуться, чтобы окончательно погибнуть. – Все эти древние истории происходили так давно, что для ныне живущего поколения они превратились в мифы.

– Время не способно лишить моего интереса ни одно происшествие, – сказал доктор Дин. – Спустя века царствование королевы Виктории станет настолько же сомнительным, насколько и потентат короля Луда. Для мудрых исследователей мира не существует ни времени, ни расстояния. Вся история с самого начала – как удивительная цепь, в которой ни одно звено никогда на самом деле не выпадает и в которой каждая часть идеально подходит к другой, хотя тайну причины существования этой цепи мы не в силах разгадать. Так что я абсолютно уверен в том, что даже наш друг Аракс каким-то образом связан с настоящим, быть может, той же причиной, по которой он жил в прошлом.

– Как же вы докажете это предположение? – спросил Джервес с внезапным интересом.

– Как докажу? Вопрос в том, как вообще можно доказывать нечто, столь явное и фактически очевидное? Доктрина эволюции доказывает это. Всё, чем мы были когда-то, оставляет свою частичку в нас сегодняшних. Предположим, если угодно, что мы вначале были не более чем ракушками на морском берегу, – какие-то природные останки ракушек должны пребывать в нас и ныне. Ничто не потеряно, ничто не потрачено впустую – ни единая мысль. Я простираю свои теории очень далеко, – рассуждал доктор, внимательно глядя то на одного, то на другого своего молчаливого слушателя, пока они шагали рядом с ним через длинный коридор в направлении Красного Зала, который виднелся, ярко освещённый и заполненный людьми. – Действительно очень далеко, особенно в отношении любовных вопросов. Я утверждаю, что если встреча души одного мужчины и одной женщины предопределена – слияние этих двух душ предначертано, – то все силы вселенной не смогут этому помешать; ай, даже в том случае, если бы по каким-то семейным причинам или общественным обстоятельствам они сами отказывались осуществить свою судьбу, то всё равно, несмотря ни на что, это случилось бы. Поскольку, заметьте себе, в некотором роде они уже прежде соединились! Через пламя, разлитое в воздухе, или скрученные листья на деревьях, или цветы в поле они чувствовали сладость и единение друг с другом в прошлых жизнях, и жажда этой сладости и единения никогда их не покинет, никогда! Не раньше, чем погибнет вся наша вселенная! Это страшная вещь, – продолжал доктор Дин, понизив голос, – любовная страсть. В одних случаях это проклятие; в других – божество и бесценное благословение. Конец зависит всецело от характеров людей, одержимых этой страстью. Когда она разгорается, вздымается и горит до самых небес ровным пламенем вечно сияющей чистоты и веры, тогда она превращает супружество в совершенное единство на земле, в сладчайшее и самое благословенное партнёрство; но когда страсть – это лишь огненный порыв, яркий и яростный, словно внезапно вырвавшийся жар вулкана, тогда она иссушает всё, к чему прикасается, – веру, честь, истину, – и умирает в пепле печали, который не оставляет ни единой искры, чтобы согреть или вдохновить высшие человеческие чувства. Лучше смерть, чем такая любовь, поскольку она творит на земле несчастья; однако кто может сказать, какие ужасы она ещё сотворит впоследствии!

Принцесса устремила на него странный, сверкающий взгляд тёмных глаз.

– Вы правы, – сказала она, – это именно то «впоследствии», о котором мужчины никогда не задумываются. Я рада, что вы наконец признаёте истинность жизни после смерти.

– Я вынужден признавать её, – ответил доктор Дин, – поскольку я знаю, что она существует.

Джервес смотрел на него с улыбкой, в которой таилось некое презрение.

– Вы сильно отстали от века, доктор, – легкомысленно заметил он.

– Действительно я сильно отстал, – спокойно согласился доктор Дин. – Этот век мчится вперёд слишком быстро для меня и не оставляет времени на раздумья по пути. Я останавливаюсь; я оставляю себе дыхательное пространство для того, чтобы думать; жизнь без размышления – безумие, а я не желаю становиться частью безумного века.

В этот момент они вошли в Красный Зал – величественную комнату, которая была тщательно декорирована по образцу древнейшего египетского архитектурного стиля. Середина обширной залы оставалась свободной от мебели, так что гости принцессы Зиска прогуливались туда и обратно и из стороны в сторону без всякой толчеи и неудобств и объединялись по углам для разговоров; хотя, если им хотелось, они могли присесть на низкие диваны или богато отделанные скамьи, стоявшие вдоль стен и скрывавшиеся в тенях высоких пальм и экзотических цветов. Музыка была слышна здесь даже лучше, чем в том зале, где гостей встречали впервые; и когда принцесса двинулась к сиденью под бледно-зелёным папоротником и пригласила двоих своих собеседников следовать за ней, то звуки дикой, печальной и тревожной мелодии задрожали в воздухе на каком-то скорбном, пульсирующем тоне, как соловей поёт, когда душа его обременена любовью. Страстная дрожь, что терзает горло птицы в брачный период, казалось, сотрясала невидимые инструменты, которые теперь извлекали странный мотив, и Джервес, мечтательно прислушиваясь, ощутил неясное сокращение и боль в сердце и чувство удушья в горле вместе с жадным желанием сжать в объятиях таинственную Зиска вместе с её тёмными призрачными глазами и лёгким, но в то же время чувственным телом, – и прижать её к груди и сокрушить её там, шепча:

– Моя! Моя! Во имя всех богов прошлого и настоящего, моя! Кто посмеет вырвать её у меня, кто оспорит моё право любить – уничтожить – убить её, если захочу? Она моя!

– Барельеф, о котором я говорила, находится как раз над нами, – сказала принцесса, обращаясь к доктору, – соблаговолите его изучить? Слуга подаст вам свечу, чтобы лучше рассмотреть дизайн. Ах, мистер Мюррей! – и она улыбнулась, приветствуя Дензила, который как раз подходил. – Вы как раз вовремя, чтобы высказать своё мнение. Я хочу, чтобы доктор Дин рассмотрел вот этот самый древний резной камень, что висит на стене прямо над нами, он послужит ему ключом к разгадке всей истории Аракса.